Неточные совпадения
Забыв поблагодарить, Самгин поднял свои чемоданы, вступил в дождь и через час, взяв ванну, выпив кофе, сидел у окна маленькой комнатки, восстановляя в памяти сцену своего знакомства с хозяйкой пансиона.
Толстая, почти шарообразная, в темно-рыжем платье и сером переднике, в
очках на носу, стиснутом подушечками красных щек, она прежде всего спросила...
Этой части города он не знал, шел наугад, снова повернул в какую-то улицу и наткнулся на группу рабочих, двое были удобно, головами друг к другу, положены к стене, под окна дома, лицо одного — покрыто шапкой: другой, небритый, желтоусый, застывшими глазами смотрел в сизое небо, оно крошилось снегом; на каменной ступени крыльца сидел пожилой человек в серебряных
очках,
толстая женщина, стоя на коленях, перевязывала ему ногу выше ступни, ступня была в крови, точно в красном носке, человек шевелил пальцами ноги, говоря негромко, неуверенно...
«Вот», — вдруг решил Самгин, следуя за ней. Она дошла до маленького ресторана, пред ним горел газовый фонарь, по обе стороны двери — столики, за одним играли в карты маленький, чем-то смешной солдатик и лысый человек с носом хищной птицы, на третьем стуле сидела
толстая женщина, сверкали
очки на ее широком лице, сверкали вязальные спицы в руках и серебряные волосы на голове.
Самгин привстал на пальцах ног, вытянулся и через головы людей увидал: прислонясь к стене, стоит высокий солдат с забинтованной головой, с костылем под мышкой, рядом с ним —
толстая сестра милосердия в темных
очках на большом белом лице, она молчит, вытирая губы углом косынки.
Озябшими руками Самгин снял
очки, протер стекла, оглянулся: маленькая комната, овальный стол, диван, три кресла и полдюжины мягких стульев малинового цвета у стен, шкаф с книгами, фисгармония, на стене большая репродукция с картины Франца Штука «Грех» — голая женщина, с грубым лицом, в объятиях змеи,
толстой, как водосточная труба, голова змеи — на плече женщины.
Самгин слушал не ее, а тихий диалог двух людей, сидевших за столиком, рядом с ним; один худощавый, лысый, с длинными усами, златозубый, другой — в синих
очках на
толстом носу, седобородый, высоколобый.
— А правда, что все они подкуплены японцами? — не очень решительно спросила
толстая дама в золотых
очках.
С другого бока —
толстая, шерстяная женщина, в круглых
очках, с круглой из фанеры коробкой для шляп; в коробке возились и мяукали котята.
Проходя шагах в двадцати от Дьякона, он посмотрел на него из-под
очков, — старик, подогнув ноги, лежал на красном, изорванном ковре; издали лоскутья ковра казались
толстыми, пышными.
Самгин привычно отметил, что зрители делятся на три группы: одни возмущены и напуганы, другие чем-то довольны, злорадствуют, большинство осторожно молчит и уже многие поспешно отходят прочь, — приехала полиция: маленький пристав, остроносый, с черными усами на желтом нездоровом лице, двое околоточных и штатский —
толстый, в круглых
очках, в котелке; скакали четверо конных полицейских, ехали еще два экипажа, и пристав уже покрикивал, расталкивая зрителей...
Идет вереница раненых, во главе их большая,
толстая сестра милосердия в золотых
очках.
Первым втиснулся в дверь
толстый вахмистр с портфелем под мышкой, с седой, коротко подстриженной бородой, он отодвинул Клима в сторону, к вешалке для платья, и освободил путь чернобородому офицеру в темных
очках, а офицер спросил ленивым голосом...
Старик, вежливо улыбаясь, свертывал рукопись трубочкой, скромно садился на стул под картой России и полчаса, а иногда больше, слушал беседу сотрудников, присматривался к людям сквозь
толстые стекла
очков; а люди единодушно не обращали на него внимания.
Перед нею — лампа под белым абажуром, две стеариновые свечи,
толстая книга в желтом переплете; лицо Лидии — зеленоватое, на нем отражается цвет клеенки; в стеклах
очков дрожат огни свеч; Лидия кажется выдуманной на страх людям.
Один из администраторов,
толстый испанец, столько же похожий на испанца, сколько на немца, на итальянца, на шведа, на кого хотите, встал с своего места, подняв
очки на лоб, долго говорил с чиновником, не спуская с меня глаз, потом поклонился и сел опять за бумаги.
На его лбу
очки так и прыгали, на висках вспухли
толстые синие жилы, и из глаз катились слезы, только приступ удушливого кашля остановил этот гомерический смех, и Ляховский мало-помалу успокоился.
Слышал я мельком от старика Бушо, что он во время революции был в Париже, мне очень хотелось расспросить его; но Бушо был человек суровый и угрюмый, с огромным носом и
очками; он никогда не пускался в излишние разговоры со мной, спрягал глаголы, диктовал примеры, бранил меня и уходил, опираясь на
толстую сучковатую палку.
Судьба крепостных решалась каждую ночь в «адской комнате» клуба, где шла азартная игра, где жизнь имений и людей зависела от одной карты, от одного
очка… а иногда даже — от ловкости банкомета, умеющего быстротой рук «исправлять ошибки фортуны», как выражался Федор
Толстой, «Американец», завсегдатай «адской комнаты»… Тот самый, о котором Грибоедов сказал...
Но особенно он памятен мне в праздничные вечера; когда дед и дядя Михаил уходили в гости, в кухне являлся кудрявый, встрепанный дядя Яков с гитарой, бабушка устраивала чай с обильной закуской и водкой в зеленом штофе с красными цветами, искусно вылитыми из стекла на дне его; волчком вертелся празднично одетый Цыганок; тихо, боком приходил мастер, сверкая темными стеклами
очков; нянька Евгенья, рябая, краснорожая и
толстая, точно кубышка, с хитрыми глазами и трубным голосом; иногда присутствовали волосатый успенский дьячок и еще какие-то темные, скользкие люди, похожие на щук и налимов.
Тут же сидела и Абрамовна. Убрав чай, она надела себе на нос большие
очки, достала из шкафа
толстый моток ниток и, надев его на свои старческие колени, начала разматывать.
— Не знаю, какой-то совсем незнакомый, — говорит она вполголоса. — Никогда у нас не был. Какой-то папашка,
толстый, в золотых
очках и в форме.
Товарищ его был уже лет пятидесяти,
толстый, пузатый, одетый довольно небрежно, тоже с большой булавкой в галстуке, лысый и плешивый, с обрюзглым, пьяным и рябым лицом и в
очках на носу, похожем на пуговку.
— Послушайте, Трилли, будьте же мужчиной, — загудел
толстый господин в
очках.
Следом за мальчиком выбежало еще шесть человек: две женщины в фартуках; старый
толстый лакей во фраке, без усов и без бороды, но с длинными седыми бакенбардами; сухопарая, рыжая, красноносая девица в синем клетчатом платье; молодая, болезненного вида, но очень красивая дама в кружевном голубом капоте и, наконец,
толстый лысый господин в чесунчевой паре и в золотых
очках.
— Э-э, постой-ка, любезный, — начальственным басом протянул
толстый господин в золотых
очках. — Ты бы лучше не ломался, мой милый, вот что тебе скажу. Собаке твоей десять рублей красная цена, да еще вместе с тобой на придачу… Ты подумай, осел, сколько тебе дают!
Однажды Власову остановил на улице трактирщик Бегунцов, благообразный старичок, всегда носивший черную шелковую косынку на красной дряблой шее, а на груди
толстый плюшевый жилет лилового цвета. На его носу, остром и блестящем, сидели черепаховые
очки, и за это его звали — Костяные Глаза.
— Боялся, что ударит офицер! Он — чернобородый,
толстый, пальцы у него в шерсти, а на носу — черные
очки, точно — безглазый. Кричал, топал ногами! В тюрьме сгною, говорит! А меня никогда не били, ни отец, ни мать, я — один сын, они меня любили.
Этот человек знал простой смысл всех мудрых слов, у него были ключи ко всем тайнам. Поправив
очки двумя пальцами, он пристально смотрел сквозь
толстые стекла в глаза мне и говорил, словно мелкие гвозди вбивая в мой лоб.
В моих поисках тряпок и костей я легко мог бы собрать таких пустяковых штучек за один месяц в десять раз больше. Сашины вещи вызвали у меня чувство разочарования, смущения и томительной жалости к нему. А он разглядывал каждую штучку внимательно, любовно гладил ее пальцами, его
толстые губы важно оттопырились, выпуклые глаза смотрели умиленно и озабоченно, но
очки делали его детское лицо смешным.
Однажды он сидел в гостях у знакомого золотопромышленника, где набралось всякого народа; тут же сидел какой-то господин в золотых
очках и с
толстой золотой цепочкой у часов.
Иногда к Автономовым приходили гости — помощник частного пристава Корсаков, тощий человек с длинными усами. Он носил тёмные
очки, курил
толстые папиросы, терпеть не мог извозчиков и всегда говорил о них с раздражением.
— Нехорошо там, Климков, а? — спрашивал его чёрный человек, чмокая
толстой, красной нижней губой. Его высокий голос странно хлюпал, как будто этот человек внутренне смеялся. В синих стёклах
очков отражался электрический свет, от них в пустую грудь Евсея падали властные лучи и наполняли его рабской готовностью сделать всё, что надо, чтобы скорее пройти сквозь эти вязкие дни, засасывающие во тьму, грозящую безумием.
Здравствуйте, батюшка Степан Кондратьевич! — продолжал
толстой господин, обращаясь находящему человеку средних лет, в кофейном фраке и зеленых
очках, который выступал, прихрамывая и опираясь на лакированную трость с костяным набалдашником.
Ольга, с лучистыми морщинками на висках, с красненьким кончиком носа, отягчённого
толстыми, без оправы, стёклами
очков, после обеда и чая садилась к пяльцам у окна и молча, пристально, бесконечно вышивала бисером необыкновенно яркие цветы. У брата Пётр чувствовал себя уютнее, чем дома, у брата было интересней и всегда можно выпить хорошего вина.
Ходила, держа голову неподвижно, и хотя на носу её красовались
очки с
толстыми стёклами, она жила наощупь, тыкая в пол палкой, простирая правую руку вперёд.
Узнав, что Яков Шапошников лег в больницу, я пошел навестить его, но там криворотая
толстая женщина в
очках и белом платочке, из-под которого свисали красные, вареные уши, сухо сказала...
Назаров снял картуз, шаркая по земле
толстыми подошвами сапог. Яков Ильич выпрямил спину, вытянул под столом тонкие длинные ноги и несколько секунд молча смотрел сквозь круглые
очки в лицо гостя, потом его редкие, жёлтые усы, концами вниз, дрогнули, обнажив чёрные зубы.
Карл Иванович не торопясь протер свои
толстые золотые
очки, методически оседлал ими востренький носик и сосредоточенно погрузился в рассмотрение предложенных ему бумаг.
— А-а… тетя Леля привела новенькую, — произнесла старушка, поправляя
очки и улыбаясь большими,
толстыми губами.
Этим разговор о новоприезжих гостях и окончился, а на другой день они припожаловали сами, и большой Ворошилов в своих золотых
очках и в шинели, и Андрей Парфенович Перушкин, маленький кубарик, с крошечными, острыми коричневыми глазками, с
толстыми, выпуклыми пунцовыми щечками, как у рисованого амура.
Матрос с тесаком бросался на
толстого буржуя без лица и, присев на корточки, тукал его по голове, и он рассыпался лучинками. Надежда Александровна, сияя лучеметными прожекторами глаз, быстро и однообразно твердила: «Расстрелять! Расстрелять!» Лежал, раскинув руки, задушенный генерал, и это был вовсе не генерал, а мама, со спокойным, странным без
очков лицом. И молодая женщина с накрашенными губами тянула в нос: «Мой муж пропал без вести, — уж два месяца от него нет писем».
Привели двоих — одного белокурого, в
очках, худощавого, другого — брюнета, очень еще молодого, но непомерно
толстого.
Но тотчас же он вспомнил, как над ним самим мудрили заказчики, и у него стало тяжело на душе, и чтобы развлечь себя, он вынул из кармана
толстый бумажник и стал считать свои деньги. Денег было много, но Федору хотелось еще больше. Бес в синих
очках принес ему другой бумажник, потолще, но ему захотелось еще больше, и чем дольше он считал, тем недовольнее становился.
Первый был человек, которому на вид казалось лет за сорок, с серьезным выражением умного лица, проницательным взглядом серых глаз, смотревших сквозь золотые
очки в
толстой оправе, с гладко выбритым подбородком и небольшими, но густыми усами и баками. Он был светлый шатен, и легкая, чуть заметная седина пробивалась на висках его гладко зачесанных назад без пробора волос.
В газетах пелись хвалы заводу. Приезжали на завод журналисты, —
толстые, в больших
очках. Списывали в блокноты устав ударных бригад, член завкома водил их по заводу, администрация давала нужные цифры, — и появлялись в газетах статьи, где восторженно рассказывалось о единодушном порыве рабочих масс, о чудесном превращении прежнего раба в пламенного энтузиаста. Приводили правила о взысканиях, налагаемые за прогул или за небрежное обращение с заводским имуществом, и возмущенно писали...
— А я знаю, отчего ей стыдно будет, — сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, — оттого, что она была влюблена в этого
толстого с
очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухова); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
— А этот-то,
толстый, в
очках, фармазон-всемирный, — сказала Перонская, указывая на Безухова. — С женою-то его рядом поставьте: то-то шут гороховый!
Вскоре после маленькой княгини вошел массивный,
толстый молодой человек с стриженою головой, в
очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с высоким жабо и в коричневом фраке.